На этих выборах я была наблюдателем, пишет журналист «Профиля» Наталья Еремина. Я мечтала, что 4 декабря смогу помочь восторжествовать справедливости хотя бы на одном избирательном участке. Однако моим иллюзиям суждено было разбиться при столкновении с произволом российской избирательной машины.
За неделю до выборов я пошла на тренинг наблюдателей в офисе партии «Яблоко» на Пятницкой. Там собралось около сотни человек — молодежь, семейные пары, хорошо одетые мужчины за сорок, активные женщины за пятьдесят, независимые журналисты. Приятно, что всем нам было не все равно, как будут проходить эти выборы. В самой партии отметили, что в этот раз рекордно (в четыре раза по сравнению с предыдущими выборами!) выросло число людей, которые добровольно захотели стать наблюдателями. Тысячи людей бесплатно готовы были работать целые сутки.
Вопросов было много, и около трех часов нам разъясняли нормы закона, рассказывали, что брать с собой на выборы и как действовать в тех или иных ситуациях. Например, говорили, что ни в коем случае нельзя отвечать на просьбы избирателей подсказать им, за кого голосовать, или вступать в любые дискуссии о партиях, поскольку за это сразу могут выгнать с участка.
Потом я не раз вспоминала это напутствие, когда простодушные бабушки просили им подсказать, в какой квадратик ставить галочку. А на прощание организаторы постарались нас приободрить: «Им (членам избирательных комиссий) труднее, чем вам, — им же придется фальсифицировать…» Ох, не знаю, не знаю!
Всю ночь накануне я читала интерактивный учебник для наблюдателей и распечатывала законы, постановления, письма главы ЦИКа по организации процесса выборов, чтобы в случае возникновения проблем апеллировать к ним.
Сборы на выборы походили на подготовку разведчика. Кроме кучи бумаг, я запихнула в рюкзак мощный фонарик, чтобы, если внезапно погаснет свет, предотвратить вброс бюллетеней, осветив урну для голосования, рацию, чтобы по возможности перехватить разговоры людей, занимающихся «каруселями», телефон с фото и видеокамерой, чтобы фиксировать нарушения, и валерьянку, чтобы не терять при всем при этом хладнокровия. Как впоследствии оказалось, самой нужной вещью была валерьянка. Ночью из штаба партии мне прислали телефоны горячей линии, по которым можно было бы консультироваться с юристами, а ближе к пяти утра пришло еще сообщение с призывом «делать свое дело, не поддаваясь на провокации, проявляя твердость и сохраняя спокойствие». Именно этим я и собиралась заняться.
Около 7.30 я уже была у участковой избирательной комиссии №56 (УИК) по Красносельскому району. Как нам рассказывали, уже в этот момент возможны нарушения, поскольку наблюдателя могут запросто не пустить, требуя предъявить дополнительные документы. К счастью, на этом этапе все прошло гладко. Пожилая женщина с кислой миной на лице, записывая меня, спросила, как мне не стыдно ходить с таким потрепанным паспортом. Я не поддалась на провокацию… Председатель комиссии Евгения Михайловна Вагина (как мне рассказали, учительница природоведения в школе №282 и любительница организовывать походы и разнообразные поездки) поначалу излучала добродушие. Познакомившись с нами, она выразила надежду, что никаких нарушений в этот день на нашем участке не будет. Нам продемонстрировали урны перед опечатыванием и попросили помочь аннулировать неиспользованные открепительные удостоверения, отрезав левый край с печатями. «Помогите отрезать», — сказала председатель, протягивая открепительные. «Нам запрещено к ним прикасаться, мы можем только наблюдать», — ответила я ей, помня о том, что комиссия имеет право тут же удалить наблюдателя, если он коснулся руками документа. «Неужели провокация? — подумала я. — Так сразу?» «Наша общая задача — провести честные выборы, поэтому вы можете сообщать мне о нарушениях», — успокоила председатель комиссии. Однако, как показали события позднее, совсем не это было ее задачей.
Рядом со мной сидели два молодых человека — студенты, наблюдатели от КПРФ, которые, как и я, в первый раз решились на участие в столь ответственном мероприятии. Они переживали, что работать придется до пяти — восьми утра, а им утром надо было в институт. Зря волновались, избирательная комиссия «позаботилась» о том, чтобы избавиться от наблюдателей гораздо раньше. Впрочем, не будем забегать вперед…
На участке я сразу нашла мелкие нарушения. Например, не было шторок на кабинках для тайного голосования, а в одной из них была сломана ручка. Однако я решила не подавать на это жалобы, поскольку нарушения не показались мне существенными. Да и не хотелось сразу обострять отношения с председательшей. Но ручку все же попросила заменить. Урны стояли рядом с наблюдателями, так что вбросы можно было контролировать. Тогда я решила проверить списки избирателей, чтобы посмотреть, нет ли в них каких-то пометок. Нам рассказывали, что на некоторых участках в списках помечают имена людей, которые никогда не приходят голосовать, и потом заполняют за них бюллетени. Я прошлась по залу и попросила членов комиссии показать списки избирателей. Им это очень не понравилось. Однако в книгах не было никаких подозрительных записей и подчеркиваний, разве что встречалась буква «Д», которая, как мне объяснили, означает голосование на дому.
Однако информация о моих хождениях дошла до председателя комиссии. Она раздраженным голосом объявила, что выносит мне предупреждение. По ее мнению, я должна была сидеть на месте и не мешать работе избирательной комиссии. Я в ответ заявила, что она нарушает закон, не давая мне ознакомиться со списками избирателей, и попыталась показать ей выдержки из распечатанных документов, однако она ответила, что это филькина грамота. Еще одно предупреждение я получила, когда попыталась сфотографировать возмущенных избирателей, просивших меня проверить, не проголосуют ли члены комиссии за их отсутствующих родственников. Мне указали, что снимать можно только с одной точки, около которой была установлена табличка «фото и видеосъемка», хотя никаких документов, что именно с этого места я должна ее осуществлять, не предъявили. При этом право наблюдателя на съемку прописано в постановлении ЦИКа №26/254 от 17 августа 2011 года. Фотографировать нельзя, только если ты нарушаешь тайну голосования. Я ее не нарушала. Однако меня никто не слушал.
Инцидент, который, по всей видимости, и послужил предлогом для моего изгнания, произошел в начале дня. Я обратила внимание, что около одного из столов время от времени возникала большая очередь, тогда как к другим никто не подходил. Хотелось проверить, действительно ли голосуют те избиратели, которые указаны в списках. Из партийного штаба шли тревожные сообщения, что идет незаконное голосование лиц с вложенными в паспорт календарями или билетами Мосгортранса. Но мне не позволили ходить по участку и заглядывать в списки избирателей, а уж тем более в их паспорта. Я же нарушаю закон о персональных данных! С этой формулировкой я и была впоследствии удалена с участка, но в тот момент мне ничего не сказали.
Чтобы не мучиться от бездействия, я поехала контролировать выездное голосование. На выборы на дому было подано чуть более сорока заявок, так что вряд ли тут возможны были масштабные махинации. Впрочем, я не пожалела, что пошла: смотреть на лица простых бабушек и дедушек, которые, несмотря на свои болезни и возраст, хотели проголосовать, было приятнее, чем на иронично ухмыляющиеся физиономии членов комиссии. Ребята, с которыми я ходила по квартирам, ничем противозаконным не занимались: не вбрасывали лишние бюллетени, ни за кого не агитировали.
Когда я вернулась на участок, председатель вдруг стала нежно и трепетно заботиться обо мне. Она сказала, что понимает, как «сложно работать с людьми», и предложила попить чайку и съесть что-нибудь. «Я знаю, что это нельзя, меня предупредили, но мне чисто по-человечески вас жалко», — говорила она. Председательница восхищалась моей идейностью, что я могу работать бесплатно. «А еще говорят, что нашей молодежи ничего не надо», — говорила она с притворным восторгом.
Развязка наступила в 19.30 — за полчаса до окончания голосования. Я, как и тысячи других независимых наблюдателей, была удалена с участка незадолго до начала подсчета голосов. Когда я вернулась после второго выезда для наблюдения за голосованием на дому, мне объявили, что комиссия приняла решение удалить меня с участка за нарушение закона о персональных данных.
Прочитав жалобу, я узнала, что якобы я снимала данные избирателей и тем самым нарушила закон. Любопытная деталь: в бумаге было написано, что нарушила я закон в 16.40. Самое обидное, что я никаких паспортов не фотографировала, да и в законе о персональных данных речь идет совсем о другом. Когда я спросила председательницу, видела ли она, как я снимала личные данные избирателей, оказалось, что теоретически «я могла это сделать». Одна из членов комиссии, которая большую часть времени провела в тренерской комнате, занимаясь бумажной работой, сказала, что видела мое «нарушение». Напоследок я засняла на видео, как члены изби- рательной комиссии вместе с сотрудниками полиции заставляли пришедшего на участок фотографа удалить снимки, на которых в кадр попала председатель ша. Опять-таки ссылались они на закон о персональных данных. Я попыталась им объяснить, что, поскольку наблюдатели фиксируют нарушения, а они, члены комиссии, эти нарушения совершают, значит, наблюдатели имеют полное право их фотографировать. Но ни их, ни полицию это не волновало. «Мне очень жаль, Наташа, что тебя не будет, — сказала мне строго на прощание председательша. — Мне вообще самой еще надо успеть проголосовать». Другие члены избирательной комиссии ехидно хихикали, когда я удалялась. Они были явно довольны и передразнивали меня.
Вслед за мной, тоже до 20.00, внезапно удалили наблюдателя от КПРФ — за фотосъемку за пределами «разрешенного» места, поскольку, по мнению членов комиссии, это «мешало избирателям». Выгнали и журналистку, когда-то учившуюся в этой школе и знавшую всех этих чудесных учителей с детства. За несколько минут до начала подсчета голосов вдруг выяснилось, что у нее не хватает какого-то документа, чтобы работать на данном конкретном участке.
Как рассказали мне потом очевидцы, после 20.00 избирательный участок почти на час был опечатан, так что подсчет голосов начался после перерыва, что также является грубым нарушением закона. При этом требования наблюдателей показать помещение кладовки, примыкавшее к залу с избирательными урнами, были проигнорированы, поскольку якобы они не могли найти ключи от помещения.
А во время подсчета голосов разразился другой скандал. Одного из членов избирательной комиссии, тоже журналистку, отстранили от работы за несогласие по процедуре с мнением коллег. Ее отсадили подальше, откуда она не могла контролировать ход подсчета.
Ведя сложение в уме, она насчитала около 700 бюллетеней за «Единую Россию», однако в итоговом протоколе их оказалось 975. В результате в протоколе, отданном в ТИК, партия власти выиграла выборы на этом участке, получив почти 51% голосов, что лучше, чем в среднем по городу (46%). Мои жалобы как наблюдателя и особое мнение одного из членов избирательной комиссии, сомневавшегося в итоговых цифрах, зафиксировали, однако опрошенные мной юристы сомневаются, что на их основании удастся добиться пересмотра итогов голосования.
Так закончилось мое первое свидание с «управляемой демократией».
На фото Сергея Авдуевского:
Наблюдатели от «Яблоко» и КПРФ
Для председателя участковой избирательной комиссии №56 по Красносельскому району Евгении Вагиной законы не указ.
